Управляющий партнер и адвокат Виктория Шакина дала интервью изданию Zakon.ru в честь 17-летия МКА «ЮрСити»

— Виктория, вы 25 лет работаете по уголовным делам. Можете рассказать про запоминающийся случай из практики?

— Обычно у адвокатов по уголовным делам самые запоминающиеся случаи — это оправдания подзащитного. И у меня был такой случай — оправдательный приговор моему клиенту по ст. 159 УК (мошенничество). Изначально спор возник между двумя предпринимателями из-за продажи компании. Один из них решил, что он потерпевший, так как часть денег ему не была передана. Казалось бы, при чем здесь мошенничество? Но в итоге мы больше года работали на следствии, а потом почти два года шёл судебный процесс.

— Обычно на практике сложно добиться возбуждения уголовного дела при такой фабуле.

— В том-то и дело. Но мы дошли до суда. Суд не стал возвращать дело прокурору по правилам ст. 237 УПК, чтобы устранить недостатки следствия. Ничто не предвещало оправдательного приговора!

— Почему суд его оправдал?

— За отсутствием в действиях предпринимателя состава преступления. Должен быть умысел на хищение чужих денег, а в данном случае была реальная сделка, которая не была доведена до конца прежде всего по вине самого покупателя, которого следствие признало потерпевшим. К счастью, некоторые судьи готовы разбираться. Звучит как фантастика, что судьи к нам прислушиваются, и это сильно мотивирует.

Еще один яркий пример — дело туристической компании «Роза ветров». Около семи лет назад большое количество туроператоров обанкротилось, тысячи туристов остались за границей. В «Розе ветров» все туристы были застрахованы и получили возмещение вреда, но несмотря на это, уголовное дело было возбуждено по ч. 4 ст. 159 УК. По ней грозит до 10 лет лишения свободы. Было около 142 потерпевших по всей России. Это было первое подобное дело. После нашей победы по аналогичным случаям следователи не отправляли дела в суд по другим туристическим компаниям, а смотрели на наш пример.

— Почему произошел такой кризис у туроператоров?

— Из-за роста курса доллара и отказа банков в продлении кредитных линий. Следствие считало, что если туроператор взял 100 тыс. руб. с человека, то сразу на эту сумму и должен купить туристический пакет. Однако туристическая отрасль устроена иначе: пакеты для будущего отдыха выкупаются за счёт кредитных средств, средства от туристов идут на погашение кредитов и осуществление хозяйственной деятельности компании. А из-за скачка курса доллара компания не смогла обеспечить выкуп туристических продуктов. Это усугубилось тем, что банки отказали в продлении кредитных линий из-за нестабильной ситуации в стране. Несмотря на то, что все туристы были застрахованы и получили полное возмещение стоимости турпакетов, дело было возбуждено и направлено в суд. После почти года рассмотрения судья ушла в совещательную комнату, но потом вернула дело по ст. 237 УПК в прокуратуру для устранения недостатков, так как все потерпевшие были застрахованы и получили возмещение ущерба. В итоге дело было прекращено, а руководитель компании реабилитирована.

— В вашей практике часто случается, что дело отправляют для устранения недостатков? Или это так же редко, как оправдательный приговор?

— Это редкий случай. Но не всегда это идет на пользу доверителю. Например, один из моих подзащитных заключил сделку со следствием, полностью признал вину, а в апелляции приговор, по которому ему изначально дали шесть лет условно, был отменен. Затем в первой инстанции прокуратура отказалась признавать сделку со следствием. В настоящее время дело снова находится на стадии предварительного расследования. Будем делать всё возможное, чтобы новый приговор учитывал интересы нашего подзащитного.

— Я недавно смотрел статистику за 2022 год. Если убрать сделки со следствием и дела частного обвинения, то оправдательных приговоров всего 0,31%. Это даже меньше статистической погрешности.

— Да, это так, но надо всегда иметь настрой на победу. От этого зависит, как тщательно мы готовимся к делу, как активно подаем десятки ходатайств и так далее. Я считаю, что в первой инстанции надо работать на все последующие инстанции. Ко мне иногда приходят клиенты, у которых дело проиграно в одно-два заседания. Выясняется, что адвокат был уверен в выигрышности дела и не стал, например, заказывать оценку. Надо делать все возможное.

— Хотят ли судьи разбираться в уголовных делах?

— Думаю, что хотят. Люди, которые идут в эту профессию и остаются долгие годы, понимают свою роль и место. Но когда дело касается сложных экономических споров, бывают большие объемы (у меня были дела по 700 томов), и судье сложно вникнуть в детали всех обстоятельств. Не по всем вопросам есть разъяснения позиции Верховного суда, что также может осложнить разрешение дела. Поэтому для судьи сказать, что состава преступления нет, — это принять серьезное внутреннее решение и выйти один на один со всей системой.

— Но почему тогда такое малое число оправдательных приговоров? Они их чем-то заменяют? Ведь это болезненный вопрос для российской правовой системы.

— Как раз тем, о чем мы говорили — возвращают дело прокурору. Другой вариант — переквалификация, что позволяет получить более мягкое наказание. Наконец, могут дать отсрочку до достижения ребенком 14 лет, назначить штраф, снизить категорию. И даже иногда условное наказание можно считать прекрасным результатом, даже если мы не согласны с квалификацией или наличием состава.

— Почему для системы нежелательно оправдание? И для кого это нежелательно — судьи, следователя?

— У нас большая страна, причины могут быть разные. Просто считается, что если уголовное дело попало в суд, значит, следственный орган действительно собрал неопровержимые доказательства вины обвиняемого. И данное обвинение проверили сотрудники прокуратуры, которые согласились с работой следствия. Признать, что уголовное дело попало в суд необоснованно, что вины подсудимого нет, — значит сказать, что работа следственных органов была некачественной, что прокурор ошибся, когда читал обвинительное заключение. А это противопоставление системе. К сожалению, у нас сохраняется обвинительный уклон, и иногда даже суд вместо объективного и независимого рассмотрения помогает прокурору доказать вину подсудимого. То есть, судьи не хотят причинить вред следствию оправдательным приговором или возвратом дела.

В Москве за последние 20 лет ситуация меняется. Если раньше прокурор мог свободно зайти к судье и обсудить с ним многие вопросы, то сейчас я практически такого не наблюдаю. Судебная система становится более независимой.

Конечно, можно бесконечно жаловаться на систему. Но ее надо воспринимать, как тренажер для усиления и углубления наших профессиональных качеств.

— Если бы у вас была возможность что-то изменить в судебной системе, что бы вы сделали?

— Первое, что приходит на ум, — усилить судейский корпус новыми, сильными и компетентными юристами. Очень большая нехватка специалистов в судах! И это касается не только судейского корпуса, судьям нужны квалифицированные помощники и секретари. Например, в Симоновском суде уже больше года всего два судьи обеспечивают рассмотрение гражданских дел. Они перегружены. Мои коллеги приходят рано утром ознакомиться с делом, и они в списке на 95 месте.

Хочется, чтобы у судьи, рассматривающего дело, была внутренняя опора относительно того, что он судит правильно и справедливо и при этом действительно независим ни от кого. Чтобы судья имел возможность и время разобраться в деле, в его деталях, которые могут иметь большое значение для справедливого решения.

Но сейчас не хватает свободы, не сжатой рамками системы. Например, если следователь просит о мере пресечения, то почти в 100% случаев она будет избрана, хотя судья не должен вторгаться в вопросы виновности. Следователь же настаивает, что обвиняемый скроется, будет оказывать давление, хотя доказательств этому в деле нет.

— Насколько суды следуют разъяснениям Верховного суда и закону в целом в отношении предпринимателей и не допускают заключения под стражу?

— Каждый случай носит индивидуальный характер. Я бы сказала, что судьи ориентируются на ходатайство следователя и мнение прокурора и часто удовлетворяют его. При этом следствие использует различные способы, чтобы обойти данные положения закона: дополняя обвинение или утверждая, что деятельность обвиняемого не связана с предпринимательской.

— Расскажите о коллегии «ЮрСити». Как она создавалась?

— Решение о создании коллегии было принято в марте 2007 года, а в апреле состоялась регистрация. Создание коллегии было совместным решением с моим супругом Виталием Шакиным и группой коллег, а я была идейным вдохновителем и организатором. Двадцать лет назад мы с мужем переехали из Иркутска. Мы оба кандидаты юридических наук, преподавали уголовное право и криминологию. Нас пригласили возглавить кафедру в одном из московских вузов, но при этом мы продолжали адвокатскую практику в Москве, я перешла в адвокатскую палату Москвы. Для меня было очень важно создать команду единомышленников, с одинаковыми ценностями и подходом к профессии, готовых постоянно расти и развиваться.

Годы работы показали, что мы действительно сильная команда. МКА «ЮрСити» входит в ведущие юридические рейтинги: «Право.ru-300», Forbes Club, ИД «Коммерсантъ». В 2022 году мы с Виталием были отмечены рейтингом «Best Lawyers» как лучшие адвокаты.

— Какие практики развивались наиболее активно?

— Практика уголовного права, арбитражного процесса и представления интересов в судах общей юрисдикции всегда были одними из самых сильных. С годами росла и усиливалась практика семейных и наследственных споров, оказания услуг частным клиентам, появилось много дел с иностранным элементом. Сейчас среди наших доверителей есть и политики, и звезды шоу-бизнеса, и спортсмены.

Три года назад я с коллегой начала вести курс «Имущественные споры супругов: тактика и практика», «Имущественные споры супругов: наследство и банкротство». Меня стали часто приглашать на вебинары и семинары на эту тему. Так сформировалась моя узкая экспертиза по семейным спорам, хотя в уголовных делах я продолжаю участвовать.

— Какие тенденции в семейных спорах сейчас? С какими запросами чаще обращаются клиенты?

— Стало больше крупных, серьезных и интересных споров. Все больше людей занимаются предпринимательством, растет имущественная масса, больше объектов недвижимости и счетов как в России, так и за рубежом, больше инвестиций. Но в последнее время люди чаще разлучаются. Например, компания релоцировалась, супруг уехал, семья распалась. Отношения сохранить сложно. Когда женщины говорили, что хотят найти способ, чтобы муж уехал, я понимала, что это вряд ли приведет к благоприятным последствиям. Многие, конечно, возвращаются, но такие истории тоже не редкость.

Появляется много вопросов, связанных с разделом интеллектуальной собственности, разделом бизнеса, с разделом и наследованием имущества, находящегося за рубежом, воспитанием детей, если один из родителей живёт и работает за рубежом.

Один из интересных и сложных вопросов — про эмбрионы. Например, супруга после развода желает воспользоваться программой ЭКО, а супруг при разводе отзывает свое согласие на использование эмбриона. Что делать? Кому отдать предпочтение? Или другая ситуация — умирает человек, есть наследники. При этом остаются биоматериалы. Вдова хочет ребенка, а для остальных — это новый наследник.

— Получается биоматериал может быть использован уже после смерти наследодателя и от него, получается, рождается ребенок намного позже открытия наследства. Как такие случаи решаются на практика?

— Родительские права и обязанности у обоих родителей возникают после рождения ребенка только в том случае, если родители состоят в браке и дали свое согласие в письменной форме на применение метода искусственного оплодотворения или на имплантацию эмбриона. В остальных случаях – включая ситуации, когда родители ребенка состоят в фактических брачных отношениях без регистрации брака – отец ребенка будет считаться лишь донором генетического материала, что не влечет установления родительских прав и обязанностей между донором и ребенком.

Так, если женщина будет просить суд установить отцовство в отношении отца-донора, с которым не состояла в браке или который отозвал свое согласие, то суд откажет в удовлетворении иска, несмотря на то, что отец является биологическим отцом ребенка. Судебная практика придерживается такой же позиции.

— С брачными договорами часто обращаются?

— Все чаще и чаще. Это еще одна тенденция. Это связано с тем, что всё больше бизнесменов осознанно подходит к защите своих активов, но и с тем, что многие люди сегодня уезжают за рубеж, а также возможно, к этому подтолкнула специальная военная операция (СВО). Когда она началась, юристы призывали: перед тем, как уехать, выдайте не только доверенность, но и заключите брачный договор. Предполагаю, что рано или поздно будет волна оспаривания брачных договоров. Люди думают, что расставание временное, но жизнь может сложиться по-разному. Брак будет расторгнут, а супруг, который все передал супруге или выдал доверенность, останется без средств и без жилья.

— Есть ли у вас в практике примеры, когда брачный договор признавался недействительным?

— Да, например, если муж бизнесмен, и по брачному договору все достается ему. Часто брачные договоры оспариваются в банкротных делах.

— Суды учитывают, кто работал, а кто не работает?

— Нет, это не имеет значение. Полное распределение имущества в пользу одного из супругов может поставить второго в неблагоприятное положение, однако в суде это тоже потребует доказательства. Поэтому очень важно, чтобы брачные договоры составлялись опытными юристами, которые могут предусмотреть все риски оспаривания.

Политические и экономические изменения в стране отражаются на каждом члене семьи, не только на супругах. Например, в моей практике был случай, когда семья уехала, а брат супруга снял уехавшего брата и его сына с регистрационного учета и приватизировал квартиру, пока их не было. В квартире жила их мать, он все сделал после ее смерти. При этом общались братья довольно близко. Как говорится, жилищный вопрос испортил москвичей. Что сделали мы в этом деле? В апелляции отменили решение о снятии с регистрационного учета. Потом попытались признать договор о приватизации недействительным — первая инстанция отказала, но апелляция нас поддержала.

— Считаете ли вы брачный договор эффективным инструментом?

— Как показывает практика, брачный договор — это гибкий инструмент, который удовлетворяет самым разнообразным интересам доверителей. Где бы ни находилось имущество или супруги, брачный договор позволяет детально урегулировать нетипичные жизненные ситуации и прозрачно разрешить спорные вопросы. Брачный договор помогает супругам урегулировать имущественные вопросы как в отношении уже имеющегося имущества, так и будущего, уйти от режима совместной собственности, что в свою очередь позволит защитить личные активы, бизнес и сформировать грамотное наследственное планирование.

— Недавно в Госдуму был внесен законопроект[1], который предлагает придать юридический статус фактическим брачным отношениям, если один из супругов погиб или пропал без вести в условиях военных действий (см. здесь). Он еще не принят в первом чтении. Как вы оцениваете эту инициативу?

— Если гражданин осознанно подходит к отношениям, в которые он вступает, то приравнивать отношения к зарегистрированному браку не стоит. Иначе мы вмешиваемся в волю людей, а у них должен быть выбор. Мы же не знаем, хотел ли мужчина, чтобы супруга стала его наследницей, делить с ней имущество в равных долях. Может, он бизнесмен и у него много партнеров, перед которыми он несет ответственность. То же самое может быть и со стороны женщины. Может, это их жизненная позиция — не регистрировать брак. А государство все равно говорит: мы ваши отношения считаем зарегистрированным браком.

С другой стороны, многие вступают в отношения, откладывая свадьбу на потом, потому что сейчас нет денег, например. Потом мужчина уходит на СВО, женщина остается одна, а у них уже есть ребенок — в таких ситуациях законопроект, безусловно, был бы поддержкой. Но если речь идет только об СВО, создаются неравные права и обязанности. Например, в другом городе живет женщина, ее муж работает в МЧС и погиб во время пожара. Но они не успели зарегистрировать брак к этому моменту по тем или иным причинам. У вдовы пожарного будет в таком случае меньше прав, чем у военного.

Поэтому я бы не спешила с принятием такого закона. Его основная цель — чтобы женщина получила выплаты и пособия. Но может, стоит найти другую социальную грань, другие возможности, чтобы поддержать членов семьи.

Источник: zakon.ru